В 80-х и начале 90-х каждый хард-рок или метал-коллектив лез вон из кожи, чтобы записать пару мощных баллад, однако только немецкие музыканты SCORPIONS смогли написать строчки, ставшие саундтреком к политической и культурной революции. Речь идет про композицию «Wind of Change» 1990 года, которая передавала настроение надежды и мира устами вокалиста Клауса Майне:
«Мир теснее стал. Кто же раньше знал — что мы будем близки, как братья?»
Более того, сопровождающий клип, поставленный Уэйном Ишамом и запечатлевший строительство и снос Берлинской стены, неразрывно связал песню с окончанием Холодной войны и воссоединением Западной и Восточной Германии.
В свете бэкграунда Scorpions – группы родом из Ганновера, что в 200 милях к западу от Берлина — «Wind of Change» был посвящен далеко не стене и тем более не родине германских рокеров. Своим происхождением песня обязана бывшему СССР и в частности Московскому музыкальному фестивалю мира или Moscow Music Peace Festival, двухдневному «хард-рок-Вудстоку», который состоялся в августе 1989 года на 100-тысячном стадионе имени Ленина (весной 1992 сменил название на «Лужники»). Мероприятие, отметившееся появлением Scorpions, Оззи Осборна, Motley Crue, Cinderella и Skid Row наряду с местными коллективами Gorky Park и «Бригада С», символизировало первый концерт зарубежных тяжелых команд в советской столице. Триумфальное шоу (если не считать драматичных событий, которые остались за кадром) транслировалось в десятках стран, включая канал MTV в Америке. Именно это послужило вдохновением для Клауса Майне, который вырос в надвигающейся тени железного занавеса.
Примерно три месяца спустя Берлинская стена пала. Вскоре Scorpions, где выступали гитаристы Рудольф Шенкер и Маттиас Ябс, а также басист Фрэнсис Бухгольц и барабанщик Герман Раребелл, записали «Wind of Change» в рамках одиннадцатого студийного альбома «Crazy World». В начале 1991 года песня, которая вышла в качестве третьего сингла, поднялась на 4-ую строчку хит-парада Billboard 200, однако это не помешало ей стать мировым шлягером и самым громким хитом SCORPIONS, даже если в те времена группу связывали скорее с непристойными обложками и громкими мелодиями в духе «Rock You Like a Hurricane». С тех пор «Wind of Change» стал одним из самых продаваемых синглов в истории. К тому же это единственная баллада, которую музыканты персонально исполнили перед бывшим советским лидером Михаилом Горбачевым (последнее выступление датируется 2011 годом, когда Scorpions побывали на его 80-м дне рождения в Лондоне).
За минувшие годы Scorpions записали трек на русском и испанском языках, а также сыграли его в различных аранжировках с оркестром, детским хором и даже в дуэте с испанским оперным тенором Хосе Каррерасом.
В наше время Scorpions, все еще возглавляемые Клаусом Майне и Рудольфом Шенкером, продолжают выступать по всему миру. Журнал Rolling Stone решил побеседовать с двумя лидерами группы, а также другими ключевыми представителями сцены и очевидцами московского концерта, которые наблюдали «магию момента».
Рудольф Шенкер, гитара: Мы должны были играть в Москве в 1988 году. После релиза «Savage Amusement» мы собирались устроить пять шоу в столице и еще пять концертов в Ленинграде. Но власть боялась, что рок-н-ролл проникнет в страну, тем более в Москву, потому что там проживало много различных национальностей из Восточной Европы, и может случиться бунт. Поэтому они не позволяли выступать в Москве, но предлагали устроить больше концертов в Ленинграде. Мы были немного разочарованы, но согласились отыграть там десять шоу. Это была фантастика. Мы мечтали сыграть в России, потому что, учитывая немецкую историю, наш народ причинил России очень много вреда. Сейчас мы хотели сделать что-то хорошее. Мы хотели показать русским людям, что новое поколение немцев выросло, и они приходят без войны и танков. Они приходят с гитарами и рок-н-роллом ради любви!
Клаус Майне, вокал: Я думаю, мы распахнули дверь, став одной из первых западных групп, сыгравших большое шоу в Союзе. Поэтому, когда мы играли в следующем году с Оззи Осборном и прочими американскими коллективами, люди узнавали нас.
Шенкер: Московский музыкальный фестиваль мира (Moscow Music Peace Festival) организовал наш менеджер Док МакГи (Doc McGhee) и Стас Намин, известный в России музыкант, чей дядя изобрел истребитель МИГ. Его дед [Анастас Иванович Микоян] был одним из лидеров в Советском Союзе. Они все устроили вдвоем.
Док МакГи, бывший менеджер SCORPIONS: Группа любила играть везде. В смысле, мы играли даже в Сараево во времена войны. Эти ребята любят подобные вещи, так что когда появилась возможность стать частью крупнейшего рок-шоу в истории Советского Союза – а это не выступление в парке Горького на 4.000 человек, а 100-тысячный стадион имени Ленина, который транслировался по всему миру, включая Россию – конечно, каждый из артистов мечтает быть частью этого.
Майне: В Москве было много эмоциональных моментов. Наверное, любой из этих парней, будь то BON JOVI, MÖTLEY CRÜE или другие команды, которые уехали домой под впечатлением, думали так: «Эй! Мы зажигали в Советском Союзе, парни!» Для нас все было иначе. Мы видели столько изменений между Ленинградом и Москвой в 88-м и 89-м. Это стало вдохновением для «Wind of Change».
МакГи: SCORPIONS гораздо лучше понимали культуру и людей в России, чем коллективы из, скажем, Нью-Джерси. Понимаете?
Дэйв «Snake» Сабо, гитарист SKID ROW: Их история отличается от нашей, поэтому московское шоу для них, безусловно, было более значимым. Россия была одной из стран, расколовших твою страну. Я могу только представить, какая атмосфера царила после Второй мировой – раскол на Восточную и Западную Германию, разделение братьев и сестер, семей и друзей… добавьте к этому преступления, которые совершила ваша страна против человечества. Они должны были жить с этой историей.
Шенкер: Однажды мы поехали на лодке в Парк Горького [Центральный парк культуры и отдыха имени Горького] на вечеринку.
МакГи: Мы находились в Москве около недели, и у нас проходили разные пресс-банкеты, поэтому я решил собрать всех и отправиться на реку, которая пересекает Москву. Вы должны помнить, что тогда все эти лодки были свободны, готовы к прогулке. Вам просто нужно было снять одну из них. Никаких консьержей: «Я хочу прокатиться на лодке с барбекю». Это было что-то монументальное, как и само шоу.
Майне: Мы были не просто группой, которая поет об этом. Мы сами были частью этих событий. Мы взяли лодку и поехали вниз по Москве-реке. На этой лодке мы были со всеми остальными командами, журналистами MTV, солдатами Красной армии… Это был вдохновляющий момент для меня [первые строчки «Wind of Change» гласят: «Берегом Москвы/ В Парк центральный шли»]. Как будто весь мир находился в одной лодке, говоря на одном языке – языке музыки.
Уэйн Ишам, режиссер Moscow Music Peace Festival: Поклонники в Москве определенно знали SCORPIONS – SCORPIONS и Оззи – лучше остальных.
Дэйв Сабо: Когда некоторые группы выступали на сцене, они могли услышать скандирование толпы: «Scorpions! Scorpions!» Имя Оззи они тоже скандировали. Это было все, что они знали. Я думаю, мы им понравились, но меня не предупреждали, что кто-нибудь узнает нас в России.
Ишам: Между группами было много эгоизма. Все эти вещи между MÖTLEY, Оззи и BON JOVI… Бедному Доку приходилось разбираться со всеми. Но SCORPIONS были твердо нацелены. Они были готовы к рок-н-роллу. Когда они вышли на сцену, толпа сошла с ума. Я смотрел и думал: «Вау, я не верю своим глазам…».
Майне: Когда мы начали шоу с песни «Blackout», все солдаты Красной армии и служба безопасности повернулись к сцене и начали бросать шапки и куртки в воздух. Это было удивительно. Мы чувствовали, как мир меняется прямо перед нашими глазами. Многие российские дети чувствовали, что поколению Холодной войны скоро придет конец. Было ощущение надежды. Вот что я пытался выразить в песне.
МакГи: Вторую ночь мы провели в автобусе, возвращаясь с концерта, и Клаус насвистывал «Wind of Change». Эта идея пришла к нему в голову. На следующий день он написал почти всю песню. Основа была готова.
Шенкер: Стена еще не рухнула, но здесь, в Москве, вы могли почувствовать, куда все движется. Горбачев принес гласность и перестройку! Мир менялся. Каким-то образом Клаус поймал эти вибрации.
Майне: Мы всегда говорили, что нам повезло вырасти в Западной Германии. Трудно поверить, но на немецком телевидении было только три канала, и один из них, черно-белый, транслировался из Восточной Германии. Когда вы смотрели телевидение ГДР, это был какой-то темный мир. Он вступал в конфронтацию с людьми Запада. Можно догадаться, что нас там не слишком ждали. Это разделение между Востоком и Западом было очень напряженным. Мы выросли с джинсами, Элвисом и жвачкой. Очень американизированные. Но там люди росли с Советским Союзом. Они росли с Никитой Хрущевым, который стучал ботинком во время [15-й Генеральной] Ассамблеи ООН. Это была как будто угроза, понимаете? Когда Хрущев попал в заголовки, все думали: «Ничего себе, новая война спряталась за углом».
Шенкер: Мы хотели уйти от немецкой истории. От Холокоста, от поколения наших родителей, которые воевали со всем миром. Мы хотели играть музыку и надеялись влиться в международную семью. Отчасти, по этой причине мы стали петь на английском. Чтобы оставить позади немецкую историю, которой нечем гордиться.
Майне: Одна вещь имела значение для «Wind of Change». Мы не просто группа, которая поет об этом. Мы были частью этих событий.
Шенкер: Позже мы выпустили альбом «Crazy World», и Клаус включил эту песню.
Майне: До этого момента я очень редко писал музыку. Все эти годы я занимался исключительно лирикой. Но с «Wind of Change» я представил всю песню. Не слишком плохо, для новичка, верно? [смеется]
Кит Олсен, продюсер «Crazy World»: Большую часть альбома мы записали в студии Wisseloord Studios в Нидерландах, но в течение первых восьми недель работали в Лос-Анджелесе, в моей частной студии в Калифорнии. Там я впервые услышал «Wind of Change». Рудольф и Клаус сели и сыграли ее на акустической гитаре. Волосы на моих руках встали дыбом. Я взял копию текста и просто застыл с открытым ртом. Это было очень мощное эмоциональное заявление, далекое от политики. Это было искренне.
Майне: По крайней мере, некоторые слова и части мелодии пришли довольно быстро. В начале, думаю, я просто насвистывал мелодию, потому что я не гитарист, хотя играю на гитаре. Этот свист получился классным. Я сыграл для ребят, и им понравилось, но они были не уверены в этой свистящей части.
Шенкер: Ну, знаешь, рок-н-ролл и свист…
Ольсен: В качестве интро мы пробовали играть с чистыми гитарами и клавишами, но в итоге это просто не работало. Клаус сказал: «Раз уж я впервые написал именно так, значит это передает первоначальные чувства». На что я ответил: «Тогда сделай это снова». Он записывал свит тысячу раз, и я собрал лучшие дубли. Это сработало.
Шенкер: Звукозаписывающая компания пришла со словами: «Знаете, парни, песня «Wind of Change» великолепна… Но вы можете вырезать свист?» Мы пытались использовать его по-разному, но без свита песня что-то теряла.
МакГи: Кто-то сидел в моем офисе и разговаривал со звукозаписывающей компанией, и ребята говорили: «Они должны избавиться от свиста». Я отвечал: «Ты с ума сошел! Вы не можете убрать свист». Это был обычный хук, как в любой песне.
Майне: Еще до «Wind of Change» были песни со свистом у ребят вроде Джона Леннона и Эксла Роуза. Но студия хотела заменить свист. А мы не могли его убрать, потому что он прекрасно работал. Нельзя было заменить его гитарой.
Шенкер: Потом мы сказали: «К черту вас! Мы оставим свист».
Майне: Я не понимаю, почему это было так важно.
Шенкер: Когда мы выпустили альбом «Crazy World», первым синглом стал «Tease Me Please Me». Потом вышел «Don’t Believe Her». Впервые в качестве сингла «Wind of Change» выпустили парни из Франции. Им нравились медленные песни. Мы всегда говорили, что «Still Loving You» [с альбома 1984’s «Love At First Sting»] была песней французского бэйби-бума, потому что под нее люди занимались любовью. В общем, «Wind of Change» стал очень популярным во Франции. Началась своего рода революция, и песня стала переходить из одной страны в другую. В ближайшие месяцы она стала первой во всех хит-парадах мира. Потом в Германии рухнула стена, и песня стала саундтреком одной из самых мирных революций на планете.
Майне: Самое смешное, что песня не про Германию или стену. Она про Москву. «Берегом Москвы…» Люди в Америке постоянно спрашивали: «Клаус, «Берегом Москвы…» — что это значит?» Я отвечал: «Чувак, это как «Берегом Миссисипи…» Все это было. Но сила или магия «Wind of Change» появилась еще до падения Берлинской стены. Это произошло уже спустя несколько месяцев после того, как я написал песню. Сингл и видео появились только в 91-м, когда мир уже совершенно изменился.
Ишам: Мне позвонили по телефону и сообщили, что собираются снимать клип. Я отправился в Берлин, где выступали ребята, и мы обсудили, что хотим сделать. У всех было свое видение, но в более выигрышном положении оказался Клаус, который пересказал историю написания песни. Тем не менее, все из них сходились во мнении, что это должно быть нечто большее, чем просто живое исполнение.
МакГи: Обычно видео должно быть рекламой живого шоу, верно? Я всегда относился к клипам именно так. Но сейчас все было по-другому. Это песня о переменах. Можно взять любую балладу и снять выступление, но эта песня означала что-то особенное.
Ишам: Конечно, они хотели образы падающей стены. Они хотели чего-то большего, более масштабного и универсального. От политики к обществу.
Шенкер: Кадры падения Берлинской стены в клипе мощнейшие, никто с этим не спорит. Все остальное, скажем, птицы, испачканные в нефти, и все такое, были гораздо слабее. Сильнейшие кадры – это Берлинская стена, где можно увидеть счастье народа.
Ишам: Они сказали: «Делай то, что решишь». Так что мы рассказали историю этой музыки и передали эти удивительные образы, символизирующие невероятный период нашей жизни. Получилось довольно длинное видео. Некоторые люди в звукозаписывающей компании думали, что оно слишком длинное, слишком политическое. Но ребятам понравилось.
Ольсен: Мы даже не знали, что будет сингл. Мне кажется, это был один из треков, про который рекламщики говорят: «Мы никогда не пропихнем его на радио. Разве что на станцию современного рока для взрослых (Adult Contemporary)». Так и случилось. Сначала он отправился на AC, а затем мгновенно перешел на поп- и рок-станции. Потом наступил мировой успех.
Майне: В Америке песню играли на радио для взрослых, которое значительно отличается от рок-станций. Год за годом мы приезжали в Америку, представляли новый альбом, шли на радио и не было никаких проблем. И вдруг «Wind of Change» попадает на радио для взрослых. Это было иначе, как будто мы начинающая группа. Не знаю, как часто она попадала на 1-ое место, но сингл разошелся тиражом в 15 млн
Шенкер: Я сказал Клаусу: «Знаешь, что будет здорово? Спеть песню на русском». Потому что русские люди должны понимать это сообщение. К тому же они не понимают английский. Тогда мы написали русскую версию. И частная радиостанция в России играла «Wind of Change» с шести утра до двух часов ночи.
Майне: Потом мы сделали испанскую версию. Звукозаписывающие компании часто хотят, чтобы мы придумали испанскую версию какого-нибудь хита. Но русская версия была вызовом. Было непросто. По сей день я не знаю, насколько хорошо у меня получилось. Даже сейчас, когда мы играем в России, я пою припев на их родном языке.
МакГи: Это была как будто местная песня. Я хочу сказать, что даже внукам Горбачева она нравится. В общем, мы поехали в Москву, чтобы встретиться с ним и его семьей. Стас Намин родился недалеко от Кремля и всех знал. Он позвонил мне однажды и сказал: «Горбачев хотел бы встретиться с вами». Я ответил: «Мы приедем!»
Майне: Это как THE BEATLES на встрече у Королевы. Мы до последнего дня не знали, почему это случилось, хотя одной из причин был тот факт, что «Wind of Change» стала мировым хитом. Когда мы записывали русскую версию, мы хотели сделать что-то действительно хорошее для людей, ведь они были источником вдохновения. В итоге мы связались с российской детской благотворительностью.
МакГи: Группа сыграла «Wind of Change» для Горбачева в Кремле.
Шенкер: Была фотосессия, и после этого Горбачев выгнал всех журналистов. Он хотел побыть с группой, нашим менеджером и своей семьей. Мы сидели с ним и [его супругой] Раисой, пока он говорил о гласности и перестройке.
Майне: Больше всего мне запомнился момент, когда я сказал: «Господин Горбачев, когда я был ребенком, Никита Хрущев постучал ботинком в ООН, мы все были в шоке». Горбачев посмотрел на меня и сказал: «Думаю, это и есть рок-н-ролл, разве нет?» [смеется]. Он был очень харизматичной фигурой.
МакГи: Я пытался связаться с ним, когда он ушел в отставку. Я говорил: «Люди не поймут, что вы изменили мир. Вы должны рассказать свою историю, выпустить фильм или книгу». Но этого не произошло.
Майне: Все это показывает, что музыка является очень мощным инструментом наведения мостов. К этому мы всегда стремились. Родившись в Германии, имея за плечами две мировые войны, мы увидели возможность сделать что-то хорошее благодаря музыке. Думаю, «Wind of Change» сделала что-то хорошее. После стольких лет, куда бы мы ни поехали, эта песня все еще вызывает море эмоций. Поколения фанатов сменяют друг друга и иногда пускают слезу. Конечно, везде по-разному. Но когда мы отправляемся на восток – песня вызывает удивительные эмоции.
Шенкер: Я помню, что в 2000 или 2001 году мы играли в Сеуле, Южная Корея. В те дни была надежда, что Север и Юг снова объединятся. Поэтому они пригласили нас, Арта Гарфанкела (SIMON AND GARFUNKEL) и некоторые корейские группы на концерт перед 50 тысячами человек. Я понимаю, зачем они нас позвали, ведь «Wind of Change» стала символом. Я думаю, «Wind of Change» открыла для нас массу площадок. В Ливане мы играли после войны. Чуть позднее мы играли в Израиле.
Майне: На самом деле, мы впервые сыграли в Китае в начале мая. Китайские власти хотели увидеть все песни и тексты. Я думал, «Wind of Change» станет проблемой, но все прошло очень гладко. Нам предлагают вернуться в следующем году. Видеть, как китайская аудитория поет «Wind of Change» — это фантастика.
Шенкер: У группы SCORPIONS есть своего рода поговорка: Любовь, мир, рок-н-ролл. Любовь – это значит «Still Loving You». Рок-н-ролл – это «Rock You Like a Hurricane». А что насчет мира? Это «Wind of Change». Три этих песни передают желания людей во всему свету. Людей, которые хотят жить в мире друг с другом.
Майне: Пытался ли я написать что-то универсальное? Я не думал об этом. Просто так получилось. Я писал похожие песни и раньше – на альбоме «Love at First Sting» был трек «Crossfire», который говорил о жизни между Востоком и Западом. Иногда, в перерыве между «Bad Boys Running Wild» и «Rock You Like A Hurricane», мне нужна была песня с более глубоким смыслом. Одной из них стала «Wind of Change». Это было тем, что я хотел сказать. Мне нужно было сказать об этом.
Чтобы увидеть новость полностью, перейдите на полную версию страницы